|
|
Почетный гражданин
города Севастополя
Подшутить
друг над другом в училище всегда любили. По-разному. Можно крышку стола
под заправленное одеяло аккуратно поместить. Изможденный непосильной
учебой курсант с размаха бросается на койку, а там… Неприятно заднему
месту и спине. Еще тапочки к полу приколачивали, штанины зашивали - да
любой студент расскажет вам массу таких прикольчиков.
Однажды во время самоподготовки Лева Олейник самым натуральным образом
уснул. Ну спал бы и спал. Это не смертельно. Все спят время от времени. Но
он ведь храпеть начал, хлеще паровоза. Его разбудят, он минуту-другую
глазами поворочает и снова - хлоп об стол лбом и давай по-новой воздух
сотрясать. Ну, никакой учебы! Тогда не стали больше его будить, а взяли
всем классом и перешили Левину шинель. Вынули из погон якоря, а на их
место аккуратненько пришпандорили по две шитые нарукавные звездочки. И
стали погоны, словно вице-адмиральские. Добавили еще на шинель пару рядов
пуговиц: и спереди и сзади, на рукава нашили мичманские треугольники и еще
что-то, уже не помню, что.
В девять вечера самоподготовка закончилась, и все бегом из казармы (???)
бросились вниз, на построение увольняемых. Кто по женам и семьям, а кто
просто погулять. Лев спросонья шинель накинул и вместе со всеми - ходу. А
на улице темно, старшекурсников отпускают без проверки, вот Лева и
шарахнул в город в таком экзотическом виде. А мы помалкивали, только
посмеивались про себя.
Говорят, у начальника патруля на Графской пристани, челюсть отвисла до
самого мужского места на теле. Что там Лева ему втюхивал - неизвестно.
Главное, удалось ему вернуться в училище, а не в комендатуру. Весь вечер
перешивал он свое пальто и бурчал на окружающих. Но по природной доброте
ни на кого особо не обиделся, и даже сам смеялся над своим "адмиральским"
видончиком. Короче, любили пошутить курсанты, кто во что горазд.
Не помню, по какому поводу, но заимел я "зуб" на своего товарища Валерку
Гвоздева. Долго думал, что бы ему подкинуть. Ничего в голову не приходило.
Можно было, конечно, придумать какую-нибудь небольшую пакость, но на
мелочи размениваться не хотелось. И тут пришла такая идея! Дело в том, что
моя будущая супруга работала секретарем в Гагаринском райсобесе города
Севастополя. Когда меня отпускали в увольнение, я обычно приезжал к ней на
работу и ждал, когда она закончит, чтобы вместе идти домой. А что такое
секретарь? Отдельное помещение, пишущая машинка, всевозможные штампы и
печати организации, всевозможные бланки и прочая канцелярщина. Сижу, жду
когда моя ненаглядная бумажки сложит, и вдруг - озарение! Эврика! Хватаю
служебный почтовый бланк, знаете, такой, как открытка, но без картинок,
вставляю в машинку и за пару минут рожаю в муках творчества текст:
"Уважаемый Валерий Сергеевич! Рады Вам сообщить, что по итогам переписи
населения города Севастополя, на первое мая 19… года вы являетесь
двухсоттысячным жителем нашего города-героя. Приглашаем Вас прибыть к
10.00. такого-то числа, такого-то месяца по адресу: ул. Героев
Севастополя, дом такой-то для получения диплома почетного жителя города
Севастополя, памятной медали и подарка. Председатель комиссии по переписи
населения Бархударов А.Б." Дату торжества я выбрал не произвольно, а
назначил праздничное мероприятие на пятницу следующей недели. Во-первых,
пятница - день боевой подготовки и увольнения запрещены, а во-вторых,
чтобы открытка успела прийти. Адрес, правда, поставил от балды. Вспомнил
первую попавшуюся улицу, а номер дома уже выдумал. Ну, а для пущей
правдоподобности разукрасил всю открытку штампами и печатями райсобеса.
Правда, стараясь делать нечеткие оттиски, и чтоб не проглядывало слово
"Гагаринский". Гвоздь ведь знал, где работает моя будущая жена, и был с
ней хорошо знаком. Получилась очень убедительная бумага! А учитывая
традиционное раболепие русского человека перед всевозможными официальными
бумажками, совсем убийственная. Осмотрел я творение рук своих, порадовался
за Валеру и по дороге опустил в почтовый ящик. Да и забыл.
Проходит несколько дней. Во вторник дежурный по роте получает почту,
просматривает, находит мою открыточку, читает и столбенеет. Почетный
житель города - это сильно! Он, естественно, бегом к командиру роты. Тот
тоже читает, и сразу проникается серъезностью политического момента.
Единственный в училище почетный гражданин! Короче, командир хватает ноги в
руки и мчится к начальнику факультета. Бац, открытку ему на стол! У
начфака аж борода встала дыбом! Такая честь родному факультету! Сразу на
доклад к начальнику училища. Адмирал ознакомился с бумагой неторопливо и
отдал приказ: не опозорить родные пенаты, подготовиться к мероприятию
должным образом, чтобы форма одежды, стрижка и все такое было на высоте!
Привлечь партийную и комсомольскую организацию! Повысить бдительность! А
Валерка в это время мирно жевал макароны по-флотски, не подозревая о том,
какая вокруг его имени закручивается чехарда. После обеда последовал
категорический приказ: Гвоздева, замсекретаря парторганизации и секретаря
комсомольской организации роты срочно в кабинет начальника факультета. Там
в присутствии командира роты начальник факультета торжественно огласил
присутствующим текст "послания отцов города" и определил первоочередную
задачу: внешний вид. Также было принято решение, что на вручение идут
четверо. Сам Гвоздев, командир и двое идейных вдохновителей - главный
комсомолец роты и замсекретаря парторганизации.
Наступили для них черные дни. По мнению начфака внешний вид всех четверых
абсолютно не соответствовал предстоящей торжественности. Прически не
выдерживали никакой критики, форма мятая, и вообще, курсанты оставляли
впечатление анархистов времен гражданской войны, а не будущих защитников
Отечества. Поступила команда: кудри и чубы укоротить, брюки и фланки
обновить и отутюжить. И вот вечером в роте местные мастера ножниц до
изнеможения корнали головы "приговоренных" к празднику. Гладились до
полуночи. А на утреннем осмотре заместитель начфака каперанг Плитнев,
отвел троицу в сторону от строя и подверг их отдельной строжайшей
проверке. С присущей лишь одному ему отточенностью знаний Строевого и
Внутреннего устава он выявил у участников завтрашнего мероприятия
следующие неполадки: 1. Отсутствуют носовые платки; 2. Не у всех есть в
наличии расчески; 3. Стрижка опять не соответствует Уставу; 4. Обрезаны
ранты у хромачей; 5. У всех ушиты брюки и фланки; 6. Неуставные нарукавные
курсовки; 7. Погончики тоже неуставные; 8. Бляхи на ремнях выпрямлены; 9.
У Гвоздева наглое лицо. Короче, после завтрака на занятия бедолаги не
пошли. Они получили очередные два часа на устранение недостатков и после
первой пары занятий должны были предстать пред светлые очи начальника
факультета.
К этому времени Гвоздя уже терзали смутные сомнения по поводу
предстоящего. Какая, к черту, перепись населения!? Не было ее, да и нас,
курсантов, никто и никогда не считал! А командир, совершенно сбрендив,
хранил почтовое приглашение у себя на груди, словно реликвию, не давал его
никому в руки и даже не позволил рассмотреть повнимательней. Злости
добавляло то, что после трех заходов на смотр к начфаку, прически
участников представления приобрели абсолютно неприличный для курсантов
четвертого курса вид - бобрик. На голове осталось лишь жалкое подобие
волос, сквозь которые идеально просматривались родинки и прочие
антропологические особенности строения черепа. О форме лучше и не говорить
- мешки на теле. Уже от всего этого хотелось выть и растерзать всю
переписную комиссию на клочья.
На счастье, придурковатый вид обскобленных и обшароваренных кадетов
начфаку понравился. Сделав несколько мелких замечаний, он удовлетворенно
покачал бородой и приказал назавтра убыть в город пораньше, чтобы не дай
бог не опоздать, а по возвращении сразу доложить о результатах. После чего
аудиенция была закончена. Ребята вздохнули с облегчением. Дальнейшее
скальпирование причесок откладывалось.
Утром вся рота пожимала уставной троице руки и со смехом предлагала к
возвращению установить Валере поясной бюст в стенах училища. Во главе с
наутюженным командиром делегация убыла в город. Больше всех возвращения
ребят ожидал я. Хотя бы по той причине, что так и не узнал, что находится
по указанному мной в открытке адресу. Скажем прямо, я не ожидал такого
мощного результата. Думал, что все закончится общим смехом, максимум
увольнением Гвоздя в рабочий день в неизвестном направлении. Но чтоб
такое!
После окончания занятий я пулей понесся вниз в роту. Дневальный сказал,
что командир вернулся часа два назад, закрылся у себя в кабинете и просил
на все звонки отвечать, что он еще не пришел. На тот момент я был
старшиной роты и, воспользовавшись этим обстоятельством, дающим право
беспокоить командира в любое время, постучал в дверь и вошел. Командир
сидел за столом и меланхолично помешивал ложечкой в стакане с чаем.
- Ну что, товарищ командир, как прошло? - спросил я, придавая голосу как
можно более заинтересованные нотки.
Командир поднял глаза.
- Никак.
- Что такое, товарищ командир? Гвоздев что-то отчебучил?
Командир встал. Прошел несколько шагов по кабинету. Хрустнул пальцами.
- При чем здесь Гвоздев. Над нами кто-то очень зло пошутил. Я бы даже
сказал - надругался. Не могу даже придумать, что доложить начфаку.
Мне пришлось сделать еще более озабоченное лицо.
- Так что же случилось?
И командир поведал. По адресу, указанному в приглашении, оказался какой-то
грязный и задрипанный цех бытовой металлообработки. Ни о каких комиссиях и
переписи там и слыхом не слыхивали. Вот запаять кастрюлю или чайник -
пожалуйста! В душе еще надеясь на ошибку в адресе, командир повел свой
отряд в горисполком, полагая, что уж там-то все знают и направят, куда
нужно. Оттуда и послали… В дурдом! Первый же дежурный клерк смеялся до
слез, рассмотрев мою "филькину грамоту". Оказалось, ни комиссии, ни
фамилии, указанной на послании не существовало. Мучения бойцов и рвение
начальников пропали даром. Полысевшие головы горели от стыда. Их надули,
как детей. Впавший в прострацию командир даже не нашел ничего лучшего, как
отпустить всех трех бойцов своего "наградного" отряда на "сквозняк" - в
увольнение до утра понедельника, предварительно подарив Гвоздю на память
злополучную открытку. Сам же он побрел в училище, обдумывая по дороге как
бы помягче доложить старшему начальнику о случившемся.
На момент нашего разговора никаких дельных идей в его голове не возникло.
Давать советы я побоялся. В итоге, командир пришел к самому верному
решению. Взяв с меня слово о полном молчании, он отправился к шефу и
восторженным голосом доложил о благополучном исходе. Гвоздев - почетный
гражданин, все рады, все смеются, выглядели, как положено, не посрамились.
Начфак возрадовался, пожал командиру руку и на том эпопея закончилась.
Докладывал он начальнику училища или нет- неизвестно. Скорее всего, нет. У
того и без нас дел по горло.
Утром в понедельник участники инцидента были строго предупреждены о
легенде и молчании. На том все и утихло. Правда, еще долго каперанг
Плитнев на общих собраниях факультета, перечисляя все наши достоинства,
упоминал почетного гражданина города-героя Севастополя курсанта Гвоздева,
который при этом кривился, как от зубной боли. Кстати, Валерка,
вооружившись лупой, два дня изучал документ, оказавшийся, наконец, в его
руках и, в конце концов, вычислил меня. К этому времени злость за
поруганную голову прошла, и дело ограничилось, тем, что Гвоздев в свою
очередь тоже подстроил мне одну каверзу. Но об этом потом…
|
|
|