|
Мимоходом. Военная
хитрость
Севастопольская гауптвахта. Вечер. В камере битком набито народа. Прошел
ужин, окончилась приборка, и "губари" рассажены по камерам в ожидании
вечерней проверки и отбоя. Камера освещена плохо. Лампочки и так тусклые,
да еще арестованные всеми доступными способами стараются уменьшить
яркость. В полумраке меньше заметен сигаретный дым. А курить арестованным
строго-настрого запрещено. Попался – получи сутки ДП. То тут, то там
сидящие наклоняются, судорожно вдыхая под шинелями одну-две драгоценные
затяжки. А прятаться есть от кого. Камеры в Севастопольской гауптвахте
очень оригинально устроены. В одной из стен сделано большое застекленное и
зарешеченное окно, выходящее в коридор. За ним всегда маячит часовой. Свои
два часа на посту охранник, кроме того, что непосредственно сторожит нас,
еще и наблюдает за нашим поведением. Вроде как в телевизор. Вдруг шум
какой или драка, или арестанты в наглую курить начнут. А мимо окна то
начкар пробежит, то начгуб или старшина гауптвахты прогуляется. И каждый
норовит в окно заглянуть, как там наши "каторжные"? И не приведи господь,
если кто курит. Кара молнеиносна. Курящему – ДП, а часовому сутки ареста,
И да для полноты наказания часового в камеру отправляют немедленно сразу.
Через пару минут. В чем был. Традиция такая на гауптвахте.
А в этот день и караул заступил вроде нормальный. Зря не придирались. Над
"губарями" не изгалялись. Нормальные мужики. Вот только один часовой, как
раз у нашего окна, негодяй попался. По нему было видно, что служит без
году неделя, всего боится, от всего дрожит. Чуть дымком из окна повеяло,
сразу в крик, прекратить, мне отвечать, меня посадят! Мы ему объясняем:
дружище, сейчас вечер, никого нет, тебя мы подставлять не хотим, все на
себя возьмем, отвернись и все. Сам же на нашем месте оказаться можешь! Он
ни в какую! Не курить и все! Посмотрели мы на него и плюнули. Нас много,
человек тридцать, сбились кучей в углу и по очереди начали под шинель
нырять. Часовой ныл, ныл, а потом вызвал начальника караула и пальцем
указал, мол, тот, тот и этот. Начкар посмотрел на него, как на
умалишенного, но к сведению принял. Фамилии записал для доклада утром. А
это значит – всем записанным плюс трое суток к основному сроку. Народ
приуныл. Из названных двум на волю через пару суток выходить. Сидим,
зубами скрипим. Обидно. Только один матрос, которому уже на следующий день
выходить надо было, смотрел, смотрел и говорит:
- Ладно, мужики, завтра я с этим отморозком за вас посчитаюсь.
Мы и внимания не обратили. Мало ли что он говорит, его не поймали, ему
завтра на свободу, трепет языком, ну и пускай трепет. Сам-то не попался.
Утром нехороший часовой заступил снова. Подъем, приборка, завтрак. Перед
разводом всех снова загнали по камерам. На гауптвахте суета, начгуб
пришел, по коридорам бегает, порядок проверяет. Окно в камеру нараспашку
открыли, проветрить. А вчерашний матрос около окна примостился и сидит.
Ждет чего-то. И тут слышно, как по коридору приближаются шаги и раздается
грозный рык начгуба. Все вжали головы в плечи, а матрос вдруг как рванет
вплотную к окну и как зашепчет на весь коридор:
- Часовой, часовой, братишка! Поди сюда, пожалуйста!
А часовой растерялся, не понял что к чему, наклонился и в ответ:
- Что кричишь? Чего надо?
Матрос же, как фокусник, мгновенно извлекает откуда-то из рукава сигарету,
сует в рот и таким же громогласным шепотом:
- Братишка! Дай прикурить, пока никого нет!
А сзади как рявкнет начгуб:
- Это что за новости!!! Прикурить!!! Да я тебя щелкопёр в одиночке
сгною!!! Начкара ко мне!!! Совсем ох…и!!! При живом начальнике гауптвахты
часовые арестованным прикурить суют!!!! В камеру…. Трое, нет семь суток
ареста… Я тебя, щенок!!!!!
И еще много чего, в очень живописной интерпретации. Думаю, что и говорить
не надо о судьбе бывшего часового. Истерика начальника гауптвахты была
столь сильна, что шум от нее пробивался к нам сквозь все "тюремные" стены.
Оправдания часового о провокации "губарей" никто и слушать не захотел.
Пяти минут не прошло, как его уже без ремня и со слезами на глазах
запихнули к нам. На семь суток. Камера встретила изменника флотского
братства одобрительным гулом. Общим решением всей камеры труса на весь
срок определили к уборке камеры. А наш "Александр Матросов" сразу стал
всеобщим героем. Каждый сокамерник считал делом чести подойти и пожать
руку человеку, положившему собственную "свободу" на алтарь общества. Когда
восторг, вызванный ситуацией, поутих, я спросил "героя", ему на губе
нравится, что ли? Моряк хитро усмехнулся и ответил:
- Да у тебя что, крыша потекла? Кому на губе нравиться? Просто мне весной
увольняться. А через два дня мой БПК уходит на боевую службу, в Атлантику.
На какой срок, точно не знаю. Но то, что месяца на три – это точно! В
лучшем случае в конце мая вернутся. Но ведь ты и сам знаешь, на флоте
планы очень гибкие, можно и до конца лета океан бороздить. А домой
хочется. Вот я и подумал, за такую наглость, начгуб меня ни за какие
деньги не отпустит. Даже если сам мой командир просить начнет. Да и не
будет командир из-за такой мелочевки, как я, с комендантской службой
отношения портить. Меня просто задним числом на другой корабль спишут, и
делу конец. А там меня никто не знает, я как мышка тихо-тихо до приказа
досижу и уволюсь в запас, как белый человек, точно и в срок. Вот и все. А
часовой, конечно, просто под руку попал. Военная хитрость! Понимать надо!
|
|
|